Как устроена колониальность?

Нам с детства говорили, что Россия — многонациональная страна, и этим стоит гордиться. Мы действительно видели картинки с людьми в национальных костюмах в учебниках по окружающему миру и знали некоторые названия, например «татары» или «чуваши». У наших родителей в детстве были всякие павильоны ВДНХ, выставки народного хозяйства и рассказы про «дружбу народов». Эта риторика никуда не делась: Путин вот до сих пор любит вспомнить, что Россия многонациональное государство.

Наша страна изначально складывалась именно как многонациональная. И именно этот бесценный дар определил её неповторимую культурную политику.

— В. Путин, выступление на Форуме объединённых культур в Петербурге

Казалось бы, вот она — деколониальность? Казалось бы, но нет. За красивыми словами о многонациональном государстве всегда прятались языковая дискриминация, культурная ассимиляция, стирание, политическое давление и репрессии против активистов, которые занимаются деколониальной повесткой, уголовные дела за «сепаратизм», эксплуатация земель коренных народов. Колониальность — часть насилия, которым пронизана современная российская реальность. Поэтому она касается не только коренных народов, но всех, кто живёт внутри этой системы.

Почему нам важна деколониальная повестка, и почему мы об этом не писали раньше?

Деколониальность всегда была одной из ценностей Крапивы. Но мы долго боялись писать на эту тему. Мы до сих пор не уверены, что обладаем необходимой экспертностью. И среди нас не то чтобы много представителей коренных народов, а мы чтим золотое правило «ничего о нас без нас». Тем не менее мы набрались смелости и решили поднять эту тему. И вот почему:

• Российская реальность пронизана колониальностью: от городов, построенных на земле коренных народов, до языка и культуры, вытесняющих всё «нецентровое». Мы часть этой системы, а значит не можем её игнорировать.
• «Check your privilege» — нам кажется важным почекать свои привелегии и обратить внимание на колониальные практики, которые все мы можем использовать на уровне языка и мышления. Деколониальный подход помогает отрефлексировать такие штуки и справиться с ними.
• Наверняка среди наших читателей есть представительникс коренных народов. И им важно знать, что их слышат и признают.
• Игнорировать проблемы коренных народов — значит в каком-то смысле поощрять насилие молчанием. Признавать и артикулировать — значит брать ответственность.

Поэтому мы берёмся за тему колониальности. В этом тексте мы хотим посмотреть, как она устроена здесь, вокруг нас — в том, что кажется привычным и «естественным», понять, что происходит с языками, с культурами, с людьми, для которых эта страна — родная земля, но при этом не безопасное пространств.

Языковая дискриминация

Коренные народы России повсеместно сталкиваются с языковой дискриминацией и утратой языка. По данным Института языкознания РАН с начала XX века вымерли или «заснули» 15 языков на территории России. Русский вытесняет родные языки через школу, медиа, культуру. Именно знание русского даёт доступ к образованию, работе, социальным лифтам. Это работает в том числе для национальных республик. В итоге даже те, кто родился в эрзянской, удмуртской или ненецкой семье, часто с детства слышат: «Говори по‑русски, чтобы тебя понимали». А если ошибёшься, в Нижегородской области тебе, например, может прилететь: «Ну что ты как мордвин». Даже имена изменяются, русифицируются. Коллеги и знакомые заменяют их более привычными вариантами: не Борат, а Боря, не Егана, а Яна.

По данным Министерства образования за 2021 год в России насчитывается 277 языков и диалектов. При этом на 24 языках ведётся обучение как на государственных языках республик России или родных, и 81 язык изучается в школах факультативно или как предмет. Мы нашли информацию о том, что школы, в которых обучение ведётся на родном языке, есть в республике Татарстан, республиках Саха и Тыва, республике Башкортостан, но не смогли найти полный перечень республик или языков. Во многих республиках обучение на родном языке часто ограничивается начальными классами или отдельными предметами, но не полной программой всех предметов на родном языке.

При этом сдать ЕГЭ по неязыковым предметам можно только на русском языке. Средне‑специальное и высшее образование тоже можно получить только на русском.

В итоге родной язык утрачивается, становится языком, на котором говорят бабушки, поются народные песни и рассказываются старые сказки, но не языком школы, города, будущего.

Невидимость, стирание и культурная ассимиляция

Колониальность — это ещё и про невидимость. Квиры хорошо знают, как она работает. Вы вроде бы есть, а вроде бы и нет. Так с коренными народами — их не видно в публичном поле, они не представлены в федеральной медиа‑повестке. В лучшем случае вы услышите что‑нибудь про «многонациональный народ» или «народ с историей и обычаями». Но вряд ли в официальном публичном поле вам попадётся дискуссия о современном развитии языков, прав, политике, экономике, социальном статусе коренных народов. А когда представительникс коренных народов поднимают эти темы, сталкиваются с цензурой. Например, у фильма «Айта» якутского режиссёра Степана Бурнашева отобрали прокатное удостоверение. Роскомнадзор сказал, что за «демонстрацию неравенства лиц по национальному признаку».

Ещё одна проблема, с которой сталкиваются коренные народы, культурная ассимиляция и русификация. Культурная ассимиляция часто подаётся под видом заботы — «мы просто даём всем равные возможности». Но в реальности она означает, что русская культура объявляется нейтральной нормой, а всё остальное — «этническим», «региональным», «экзотикой». Традиции редуцируются до «фольклора для туристов», современное искусство не замечается, политический голос заглушается.

В Нижегородской области с этим столкнулись эрзя. На протяжении ХХ века они подвергались системному обрусению. В советское время детей учили на русском и ругали за то, что разговаривают между собой на эрзянском. Родители тоже часто говорили с детьми на русском, чтобы им было легче. В паспорте (тогда была графа «национальность») эрзянам тоже часто писали «русский» (даже не мордвин). Со временем русская культура полностью вытеснила эрзянскую из повседневности: миграция, школы и медиа сделали своё дело. Национальная принадлежность начала восприниматься как что‑то второстепенное — вроде далёкого корня, а не живой идентичности.

Экологическая и территориальная дискриминация

Земли коренных народов эксплуатируются: на них ведётся добыча нефти, газа, угля, вырубаются леса и загрязняются реки. А народы, издавна проживающие на этих территориях, сталкиваются с экологическими последствиями такой хозяйственной деятельности и лишаются возможности заниматься традиционными промыслами: рыболовством, охотой, оленеводством. При этом они практически не получают выгоды от природных богатств, которые выкачиваются с их территорий.

Один из самых известных примеров присваивания земель коренных народов — попытка разработки Башкирской содовой компанией шихана Куштау. В Башкирии он считается сакральным объектом, с ним связаны местные легенды. Когда БСК получила лицензию на разработку шихана, тысячи людей встали на его защиту. Активистикс выстраивались в живые кольца, чтобы отстоять гору, и разбили у её подножия палаточный лагерь. Люди победили: Куштау вместе с другими шиханами признали охраняемыми памятниками природы, а добычу ископаемых на горе запретил Арбитражный суд Башкирии.

Многие истории получают меньше огласки и заканчиваются куда печальнее. Так «7х7» рассказывают историю оленеводов Сопочиных: на земли, где они всегда пасли оленей, пришли нефтянники. А в некоторых регионах коренных народов (Север, Дальний Восток) земельные ресурсы и традиционные угодья сокращаются из‑за включения земель в программы «дальневосточного гектара», что ограничивает традиционное природопользование. Также в Якутии, где коренные малочисленные народы жалуются, что квоты на охоту, рыболовство и пастбища распределяются так, что они лишаются доступа к ресурсам.

Социальная дискриминация

Уровень жизни в регионах, где проживают коренные народы, стабильно остаётся ниже среднего по стране. Север, Сибирь, Дальний Восток — территории, откуда извлекаются ресурсы, но куда редко возвращаются доходы от их добычи. Например, в рейтинге регионов по уровню жизни за 2024‑й год последние места занимают Республика Тыва, Республика Ингушетия и Еврейская автономная область. В последней десятке также республика Карелия, Ненецкий автономный округ, республика Алтай, Карачаева‑Черкесская республика, республика Бурятия и Забайкальский округ. В первой десятке из национальных республик только Татарстан и Ханты‑Мансийский автономный округ — Югра.

Уровень безработицы среди коренных народов в 1,5‑2 раза выше, чем среди населения России в целом, а доходы в 2‑3 раза ниже. Доступ к образованию и медицине тоже неравномерен. В отдалённых сёлах школы закрываются, детей вынуждают ехать в районные центры и учиться на русском, теряя связь с родным языком. Закрываются больницы. Люди вынуждены лететь за сотни километров, чтобы пройти обследование или родить ребёнка.

Экономическая зависимость подкрепляется административной: любые попытки самоорганизации быстро встречают давление.

Политическое давление и репрессии

Статья 69 Конституции РФ гарантирует коренным малочисленным народам все права в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами Российской Федерации. На практике активистикс, которые поднимают вопросы языка, земли, экологии или прав народа, рискуют попасть под административное или уголовное преследование. Любые разговоры о самоопределении или культурной автономии власть может истолковать как “сепаратизм”.

В июне 2024 года Министерство юстиции объявило несуществующее «Антироссийское сепаратистское движение» экстремистским (да, это наши сиблинги по несчастью). Минюст считает, что деятельность движения направлена на «разрушение многонационального единства и территориальной целостности России». Эта формулировка настолько широка, что под неё можно подвести всё, что угодно: от защиты языков и традиционных территорий до экопросветительских проектов и международных грантов. В число структурных подразделений несуществующего движения 55 организаций. Среди них — Международный комитет коренных народов России и Международный фонд развития и солидарности коренных народов «Батани».

За участие в деятельности несуществующего запрещенного «Антироссийского сепаратистского движения» грозит лишение свободы. Очень удобно мешать работать всем, неугодным власти: даже мирная работа по сохранению культуры может быть приравнена к экстремизму. Это не просто юридический абсурд. Это системная колониальная логика: когда центр боится любых самостоятельных голосов, называя их угрозой.

Бытовая дискриминация

Дисклеймер: сейчас я буду заниматься обобщениями, ну и ладно.

Если спросить людей в возрасте от 40 до 60 (тех, кто ещё хоть как‑то помнят СССР) о дискриминации коренных народов в России, многие из них с возмущением ответят, что никогда такого не было (и вот опять). Мол, страна, в которой они росли, всегда проповедовала дружбу народов. Потом, правда, страна распалась, и оказалось, что добровольно «дружить» на условиях подчинения никто не хочет (вы бы тоже не захотели). Все почему‑то хотят свободы и независимости. Выглядела вся эта «дружба народов» примерно как Фонтан Магического братства в саге о Гарри Поттере (текст пишет миллениалка, простите и смиритесь). Так вот, люди, которые будут рассказывать про многонациональную страну, это те же люди, которые рассказывают анекдоты про чукчей и армянское радио, употребляют выражения «хитрый как татарин» и «говоришь как мордвин», называют людей «чурками» и «жидовскими мордами». К представительникс коренных народов в России привыкли относиться немножко свысока, и считать это нормой. Колониальность проросла в саму ткань языка, въелась в быт, мышление, речь, стала привычной, незаметной и нерефлексируемой.

Про Кара‑мурзу и отсутствие извинений.

Нам хотелось бы верить и в прекрасную Россию будущего, и в то, что в ней не будет места для колониальности. Но мы не уверены, что так будет на практике. Пока нас очень смущает вот этот кейс: один из лидеров Российской оппозиции, Владимир Кара‑Мурза на слушаниях французского сената сказал следующее: «Психологически очень трудно для русских — убивать украинцев… … Но если это кто‑то из другой культуры, видимо, это проще…».

Прозвучало очень колониально, и возмутило многих. Деколониальные активистикс опубликовали открытое письмо по этому поводу:

В истории русской колонизации широко распространена традиция обвинять представителей азиатских и кавказских народов — а по сути, всех небелых людей — в особой жестокости и кровожадности. Россия веками использовала миф о "жестоких варварах", которым якобо неведомо сострадание по отношению к представителям другой культуры. Так оправдывались колониальные войны и эксплуатация "нерусских". И сегодня использование этого тропа прозвучало особенно чудовищно, потому что исходило оно от политика, называющего себя сторонником демократии и прав человека. Мы как представители коренных народов и этнических меньшинств возмущены тем, что "либеральные" голоса российском политики продолжают воспроизводить расистские, дегуманизирующие нас нарративы.

— из открытого письма деколониальных активистикс

На письмо активистикс Кара‑Мурза ответил постом в Facebook:

Я принципиально никогда не отвечаю провокаторам, лжецам и «полезным идиотам». Но, поскольку вопросы после появления моей сфальсифицированной «цитаты» возникли у нескольких людей, которых я уважаю и чьим мнением дорожу, я посчитал важным в данном случае поставить все точки над i. И ещё. Я понимаю, почему фальшивый «скандал» вокруг «националиста и имперца Кара‑Мурзы» (кстати, уже забавно) был раздут именно на прошлой неделе. Это напрямую связано с нашей с коллегами работой, в том числе непубличной, в которой в последнее время наметились важные позитивные сдвиги. Будет интересно когда‑нибудь узнать, кто именно первым решил сделать эту «редакцию».

Мы очень хорошо знаем, что ошибиться и сказать глупость, некорректно построить фразу могут каждые. Мы готовы поверить в то, что Владимир не имел ввиду ничего такого и просто неудачно высказался. А вот его реакция нас смущает. Почему бы не признать ошибку? Почему бы не сказать: «Да, ребята, был неправ, не подумал или подумал плохо. Сейчас я вижу, что моё высказывание задело вас. Простите». А потом пойти и разобраться немного с деколониальной повесткой, почекать свои какие‑то колониальные замашки (мы уже писали, что у нас у всех что‑то такое есть, что уж тут уж) и начать учитывать права коренных народов при планировании прекрасной России будущего. Потому что нет никаких сферических прав человека в вакууме — они состоят из прав разных людей и разных групп: квиров, коренных народов, людей с инвалидностью, пенсионеров и многих других. Нельзя бороться за права человека, игнорируя наши особенности, различия и потребности, нельзя молчать об этом.

И уж тем более нельзя так реагировать на критику. Один человек, которого нельзя критиковать под страхом административного или уголовного наказания в этой стране уже есть. Спасибо, больше не надо.

Заключение

Колониальность въелась в нашу политическую и социальную реальность, сознание, язык и речь настолько, что стала естественной для представителей «титульной нации», а значит незаметной. Это то, что очень трудно разглядеть в себе. Мы, как правило, не задумываемся, какие слова считаем «правильными», какие интонации — «красивыми», какие лица — «своими». Мы не замечаем колониальную лексику в нашей речи, отсутствие представителей коренных народов на экранах, не подвергаем сомнению свои мерки «нормальности». Если присмотреться, то, что мы привыкли считать нейтральным, окажется очень даже колониальным.

Освободиться колониальной оптики непросто, но возможно: учитесь видеть её вокруг и внутри себя. Замечать — значит уже расшатывать её власть, переставать считывать её как норму. А там, где ломается иллюзия «нейтральности», появляется шанс на честный разговор.