Все уедут, а я останусь

Почему не уходишь, когда отпускают на волю? Почему не летишь, коли отперты все ворота?

Лариса Миллер

Из‑за войны, гомофобных законов и репрессий многие активистикс выбирают уехать, чтоб не оказаться в тюрьме самим, не подвергать близких обыскам и допросам, иметь возможность говорить открыто. Но не все. В России продолжают жить квиры, феминистки, политические активистикс, которые поддерживают свои сообщества и инициативы. Мы спросили остающихся в России квир* и полит‑активистикс, как им живётся, что их поддерживает и вдохновляет и можно ли оставаться российскими активистикс в эмиграции.

Дисклеймер

Хотим немного рассказать о том, как создавался текст. «Крапива» по традиции очень печётся о безопасности. Героикс этого материала занимаются активизмом в России, поэтому нам было важно максимально их защитить. Мы создали опросную форму, отправили её в активистские чатики и попросили респондентикс заполнить форму анонимно, а потом собрали ответы каждых из них в единую историю. Отсюда повторяющаяся структура — нам отвечали на одни и те же вопросы. Зато даже мы не знаем, кто героикс наших публикаций, и не можем рассказать о них ничего, кроме того, что они рассказали о себе сами.

История о тихом активизме

М., местоимение не указано, ведёт ТГ‑канал о квир‑истории

Наверное, моя деятельность — даже не совсем активизм, но я считаю, что это одна из его тихих форм. Я рассказываю о квир‑истории в канале на пару тысяч человек. Рассказываю о том, как люди сопротивлялись, как любили, как жили счастливо, несмотря ни на что. И я вижу, что многим людям это очень ценно. Уже это меня вдохновляет.

Меня всегда интересовала история, и что‑то я уже знала. Из‑за гомофобии некоторых родственников и властей России я решила изучить квир‑историю лучше. Заметила много параллелей, много удивительного. Поняла, что наше представление о жизни квиров в прошлом часто ошибочно и стереотипно. И решила рассказывать людям. Я считаю, что квирам важно знать историю. Знать, что нечто похожее уже было, что есть разные способы борьбы. Но ещё, — что их жизнь — это не только борьба и мрак, но и радостные, даже забавные моменты. Я стараюсь хоть как‑то принести что‑то светлое.

Моя деятельность началась уже после войны. Я стала скрытной, о многих успехах не могу рассказать. Но я понимаю, что мне намного легче, чем другим. Иногда мне хочется уехать, но я всё же считаю, что кто‑то должен остаться. Это и моя страна, я хочу в ней жить — просто хочу, чтобы она стала лучше. И я думаю, что оставшимся активистам легче наладить контакт с такими же оставшимися людьми. Они лучше понимают реалии. Мне кажется, если ситуация в России станет лучше, из этого низового активизма вырастут крутые инициативы и проекты. Для этого есть все задатки, люди творят и трудятся, несмотря ни на что. Им просто нужна свобода выражения.

Активизм уехавших тоже важен. Кто‑то должен представлять интересы россиян за рубежом. О чём‑то можно говорить только так, какие‑то проекты возможны только так. Но нужно помнить, что опыт россиян по обе стороны очень разный.

Если вы хотите как‑то помочь, поддержать квир*комьюнити — поддерживайте всем, чем можете. Слова — это тоже крутая поддержка. Иногда простого “спасибо за то, что вы делаете” достаточно, чтобы дать заряд сил. Будьте осторожны, но держитесь вместе.

История об отсутствии выбора

Н., местоимение не указано, вич‑активистикс

Я занимаюсь профилактикой ВИЧ. Много общаюсь с врачами и помогающими специалистами, стараюсь доносить до них изменения в диагностике, лечении и профилактике. У меня отлично получается, и я вижу результаты своей работы.

В России только по официальным оценкам около 2 миллионов людей, живущих с ВИЧ. Государство не умеет и не хочет работать в этой сфере. Как и 90% ВИЧ‑активистов, я начал заниматься активизмом после того, как сам столкнулся с особенностями отечественной медицины, невежеством врачей и медперсонала. Люди в буквальном смысле живут мозгом в СССР. Часть ответственности за ураганную эпидемию ВИЧ лежит и на нас, активистах: недостаточно информируем, убеждаем, тестируем. После начала войны был утерян огромный пласт совместной работы с украинскими активистами и НКО. Законодательство приняло маразматический характер. Мы вынуждены молчать о том, что мы работаем с геями или трансгендерными людьми. В активности ВИЧ‑сервисных НКО назойливо пропихиваются попы и крестопузые граждане. В общем, почти весь активизм ушёл в подпольно‑квартирные акции.

Я остался в России, потому что выбора не было. Я невыездной ещё несколько лет из‑за допуска к документам, с которыми работал при подготовке Олимпиады 2014 и Чемпионата мира 2018. Горжусь тем, что убедил нескольких близких друзей и мужа уехать в марте‑мае 2022 года.

Не вижу здесь никаких перспектив для активизма. Государство разлагается, люди звереют на глазах. Низовой активизм — это всегда про радиус охвата рукой. Вы помогаете себе в первую очередь, из этого и исходите. А вообще, подумайте внимательно, ещё раз подумайте, соберите вещи и уезжайте из России. У вас нет будущего тут. Вы будете полезнее и счастливее где угодно, но не здесь. За пределами РФ тоже можно заниматься активизмом: делать переводы научных статей, поддерживать связи с научным сообществом, заниматься адвокацией, фандрайзингом, взаимодействовать с фармацевтическими компаниями. Это всё невероятно важно для сообщества.

История о продуктивности энергосбережения

Э., местоимение не указано, пишет тексты на квирные темы

Я пишу статьи на квир*тематику, в основном про а*спектр: люблю рассказывать людям про то, что мне самим интересно. Про а*спектр не так много материалов на русском языке. Поэтому поначалу я просто переводили тексты с английского, а позже решили писать что‑то своё просветительское. Мне доставляет неподдельное удовольствие видеть, как мои, слабые, как мне кажется, статьи кому‑то действительно помогают найти себя, открывают глаза на то, что они раньше не знали. Я чувствую, что моя работа была проделана не зря.

После начала войны в моей активистской деятельности ничего сильно не поменялось. Я и раньше писали под псевдонимом, поэтому как‑то вычислить меня затруднительно. Сложнее стало находить мотивацию что‑то делать и поддерживать бодрое настроение духа. Но я не готовы уезжать: во‑первых, моя профессия не позволяет так просто релоцироваться, а во‑вторых, я слабо себе представляю жизнь вне своей страны.

А ещё я считаю, что активизм в России не умер, а ушёл в так называемую гибернацию. Там и тут до сих пор мы видим инициативы для помощи людям. Пусть и очень небольшие, но они есть. А значит шансы у нас тоже есть. Самое главное для российских активистикс сейчас — это сохранить себя. Когда вы сделаете это, то только тогда вы сможете помочь другим. Как в самолёте: сначала помоги себе, потом уже другим.

История о жопном чутьё

Д., он/его, создаёт и распространяет контент о квир*персонах для квир*персон

Мне нравилось делать какие‑то интересные мне проектики, просто в своё удовольствие. А потом меня позвали заниматься тем, чем я занимаюсь сейчас. Звучало интересно, поэтому и нырнул в этот омут с головой. Я знаю, что приложил руку к созданию чего‑то нового и крутого. И понимаю, что без меня планочка качества сильно опустится. А я не хочу наблюдать, как то, к чему я причастен, творит хуйню. В общем, мной движет сугубый эгоизм.

Я не хочу уезжать. Моя страна заварила кашу из войны и репрессий. И я, как гражданин и патриот, должен эти последствия расхлёбывать. А чтобы расхлёбывать, надо быть в контексте реальности. Всё же уехавшие довольно быстро и сильно теряют связь с реальностью и чувство опасности. А я не хочу, чтобы моя жопа теряла чувствительность, ведь она — жопа — важная часть моей активистской работы.

Лично в моей жизни из‑за войны и гомофобных законов как‑то особо ничего и не изменилось. Я и раньше не особо высказывался от своего имени, старался сохранять приватность моей деятельности и жизни, чтобы всякие господа из центра Э не могли прийти и устроить мне маски‑шоу. Наверное, пришлось чаще напоминать коллегам, да и людям вообще, что их действия могут быть небезопасными для них самих.

Как‑нибудь пробьёмся и в России. Всех не пересадят. Да и скрываться мы уже как будто немного научились, чтобы даже оставаясь тут «творить добро на всей земле, творить добро другим во благо, не за красивое «Спасибо» услышавшего тебя рядом»

(к) Шура

Можно, конечно, и в эмиграции оставаться российскими квир‑активистикс. Но сейчас очень важно это делать только в дуэте с людьми в России, которые будут остужать “соевый либеральный пыл” и иногда бить по щекам, напоминая, что совсем уже забылись в своих травоядных странах.

Выбирая активизм в России, думайте сначала о себе и своей безопасности. Активистикс, не занимающиеся активизмом, но находящиеся на свободе, — всегда лучше активистикс в российской пенетрационной пенитенциарной системе.

История о волонтерстве, остающемся легальным

А., он, ВИЧ‑активист

Я занимаюсь профилактикой ВИЧ: провожу аутричи, ассистирование при самотестировании на ИППП, до и после тестовое информирование о ВИЧ, ДКП, ПКП.

Моя история началась, когда я столкнулся с несколькими ситуациями, в которых был высокий риска передачи вируса. Тогда я понял, что по факту мало, что знаю об этом. Я начал изучать информацию про ВИЧ, про способы защиты, про пути передачи. Так я пришёл к тому, что начал тесно общаться с работниками НКО, помогающего ВИЧ‑положительным людям. Затем я отучился на психолога и понял, что мне хочется делиться опытом и знаниями в этом вопросе с людьми, которые так же, как и я, могли столкнуться с ВИЧ впервые. Но я толком не знал, как это сделать. Как говорится, кто ищет, тот обязательно найдёт, и вот год назад ребята из НКО предложили мне пройти обучение по самотестированию. Конечно же, я согласился. Так начался мой путь волонтёрской деятельности. Помимо информирования о ВИЧ, ДКП, ПКП, которое я и так делал для своей аудитории как психолог, я начал проводить ещё и ассистирование при самотестировании на ИППП для людей, которые решили узнать свой статус. Дальше мне захотелось масштаба, и я поехал на стажировку в дружественное НКО в Москву. Там я расширил свои знания, пообщался с врачами, которые работают в СПИД‑центре, с психологами, которые оказывают поддержку посетителям СПИД‑центра. После посещения Москвы у меня появились новые планы, но пока я над этим работаю.

Сложно сказать, что изменилось после принятия новых гомофобных законов, так как работа в разных регионах строится по разному, и имеет разные результаты и разные перспективы. Одно могу сказать — что основной сложностью остаётся инвестирование такого рода проектов как финансово, так и в плане расходных материалов, и, к сожалению, получать его всё сложнее.

Остаюсь я в России, потому что считаю свое волонтёрство достойным, чтоб вкладываться в него силами, временем и прочими ресурсами. Знание — сила. Чем больше людей будут владеть информацией, тем меньше будет стигматизации в отношении ВИЧ и людей, имеющих такой диагноз. Да и меньше страхов в вопросе прохождения тестирований.

Но думаю, что помогать квирам в России, когда ты уехали, тоже можно. Можно, например, свободно распространять информацию, не боясь, что тебя привлекут к уголовной или административной ответственности.

Что сказать тем, кто хочет делать что‑то полезное, находясь в России? Помните, активизм бывает разным. Даже если вы обсуждаете вопрос безопасности половой жизни со своим партнером это уже, пусть и небольшой, но вклад в общее развитие и информирование населения.

История о том, как послать нахуй людей, которые пытаются вас заткнуть

Ю., он/его, пишет тексты про квир и нейроотличность

Я пишу для нескольких активистских организаций. Две из них квирные, одна про нейроразнообразие.

В какой‑то момент я увидел, что на русском мало информации о нейроотличности, начал выкладывать переводы англоязычных постов на эту тему в Тиктоке. Постепенно канал вырос. А меня пригласили в организацию, помогающую нейроотличным людям, тогда они ещё даже не начали работать. Там я понял, что люблю писать статьи. Со временем это стало моей работой. Теперь я ещё и организатор там. А квир‑активизм начался с написания оплачиваемых статей для ЛГБТК‑медиа. Волонтёрить я стал чуть позже. Сподвигло… наверное, я знал, что могу быть полезным, и что опыт транс*людей важно популяризировать.

До войны я не занимался активизмом, если не считать тот тикток‑аккаунт о нейроотличности. Сейчас просто стараюсь быть осторожнее с личной информацией. И продолжаю заниматься активизмом, потому что иначе не могу. Правительство годами пытается украсть мой голос, но я ему не позволю. Активизм — мой способ не только поддержать важные мне сообщества, но и послать нахуй людей, которые пытаются заткнуть нас навсегда. Будет сложнее и сложнее, но когда было легко? Раньше справлялись, и сейчас справимся.

Я не уехал, но я ещё эмигрирую со временем. Хочу с партнёром создать семью в безопасности. Но прямо сейчас это не первая моя необходимость.

Можно, конечно, и не в России оставаться российскими активистикс. В частности, заграницей обеспечение своей безопасности становится куда меньшей проблемой, хотя и не без нюансов. Вместе с тем, люди за пределами России имеют определённые привилегии над (в основном вынуждено) остающимися. Это важно понимать и поддерживать голоса тех, кто не имеет возможности уехать. И, разумеется, нужно также сохранять связь с контекстом людей, которым пытаешься помогать.

Если решили заниматься активизмом, начните с того, что кажется посильным, и смотрите, куда это пойдёт. Умеете оформлять посты — вот попробуйте это. Можете провести интервью, помочь с редактурой или фидбеком — тоже хорошо. Важно найти команду людей, в которой вам комфортно. Так вы с наибольшей вероятностью и продолжите развиваться, и, в принципе, получите приятный опыт.

История о карликовых березах и выживании в любых условиях

Д., местоимение не указано, психологиня, руководительница инициативы, которая оказывает психологическую помощь квир*людям

В январе 21‑го после возвращения и задержания Алексея Навального я впервые вышла на акцию протеста в своём городе, чудом избежала задержания сама и прикоснулась к общему чувству несправедливости. Мой инстаграм пестрел призывами выходить на улицы, памятками ОВД‑инфо, контактами юристо_к и психолог_инь, готовых бесплатно помогать задержанным и тревожащимся людям. Я ехала в поезде, втыкала в ленту и чувствовала себя совершенно бесполезной. Единственное, что у меня было в арсенале — диплом психологини, полученный десять лет назад. В других сферах пришлось бы начинать с нуля, а тут всё же какая‑то база была. Я вернулась домой и записалась на курсы кризисной помощи. Сначала это был не квир*активизм — я консультировала подростков на анонимной линии поддержки. В феврале 22 года я ради интереса пришла в комьюнити‑центр нашего города, а через неделю началась война. И я уже не смогла остаться в стороне.

Недавно меня спросили, не хочу ли я уехать, и я много размышляла. Формально, исполнять свою роль в инициативе и консультировать квиров* я могу, находясь не в России. Даже больше — оттуда можно открыто оказывать помощь квир*подросткам, например. Но всё же ядро моего активизма — личный контакт, присутствие, атмосфера дома. Я хочу иметь возможность обнимать тех, кому помогаю, и волонтёр_ок моей команды. А ещё я боюсь, что, уехав, собью свою систему координат — стану хуже понимать оставшихся, их риски, тревоги, нужды, инфополе и всё в этом роде. Конечно, если уровень моего личного риска вырастет, я всерьёз задумаюсь о переезде.

Моя инициатива возникла после начала войны, поэтому мне/нам не привыкать к трудностям. Но в любом случае, самое тяжёлое лишение — невозможность видеться с уехавшими из страны друзьями из активистской среды. Мы на связи, я могу спросить совета или поддержки, но всё равно чувствую себя неуверенно и одиноко. Может ещё поэтому я не хочу уезжать и ставить в подобное положение уже свою нынешнюю команду. А ещё сложно во всём ограничивать себя ради безопасности. Нельзя публично рассказывать, какие встречи мы проводим, нельзя онлайн просить донаты. Многие люди, которым мы нужны, не имеют возможности о нас узнать, и это очень бесит. Когда‑то мне очень помогло попасть в поддерживающую и принимающую квирную среду. Хочу, чтобы даже сейчас у ЛГБТ‑персон в моём городе тоже была возможность встречаться, делиться опытом, получать валидацию и профессиональную помощь.

Мне кажется, низовой активизм в условиях репрессий имеет уникальную природу. Как карликовые березы в тундре. Если ситуация изменится — изменится и сам активизм — он не останется прежним. Если всё продолжится как есть, значит, будем всё лучше приспосабливаться к условиям, если ухудшится — снова сменим свою природу. Хотя мне кажется, я уже навсегда останусь карликовой берёзой, что бы вокруг ни творилось))) Но активизм никуда не денется, ведь жизнь есть даже в Антарктиде.

Можно, конечно, помогать не из России, просто будут другие сложности, но и возможности другие. Без помощи активисто_к вне России мы, например, не смогли бы работать. Нам помогают с финансовыми операциями, внешними связями, рассказывают о нас, берут на себя часть привлекающих внимание задач и помогают оставаться в безопасности. Думаю, множество других внутренних инициатив работают также. Это классный симбиоз и командная игра.

Тем, кто хочет заниматься активизмом, я бы сказала: помощь другим затягивает, можно начать требовать от себя всё больше, вкладываться всё сильнее, тратить ресурсы без оглядки. И тогда может оказаться, что раздал_а весь воздух, а себе не хватило буквально глотка, чтобы подняться с глубины. Поэтому какую бы огромную часть жизни ни занимал активизм, какое бы сумасшедшее удовлетворение ни приносил, важно помнить, что это далеко не вся жизнь и не вся ваша личность.

История о том, что приносит в жизнь смысл

В., он, участник т*инициативы

Я занимаюсь помощью транс*людям. Сам осознал себя транс*человеком в начале 2000‑х, и очень долго не знал других транс*персон, не знал, что мне делать. Поэтому всегда хотел, чтобы другим было легче, чтобы рядом были люди, чтобы можно было получить информацию. И, когда встретил транс*активист_ок, остался с ними. Это случилось в 2015 году. С тех пор я даже не думал о том, чтобы уйти из активизма, потому что осмысленной деятельности мне в жизни не хватало, а теперь её сколько хочешь. Я не люблю, когда какие‑то люди для других считаются “вторым сортом”. Если бы трансгендерность была нормой, то я бы помогал какому‑то другому сообществу: мигрант_кам, людям с инвалидностью — не суть важно. Конечно, намного лучше самому принадлежать к группе, которой помогаешь, потому что тогда точно знаешь и понимаешь, что нужно.

Наша инициатива работает с врачами, психологами и передаёт их контакты сообществу, мы даём равные консультации, предоставляем площадки для общения, например, проводим онлайн‑встречи, у нас есть несколько чатов и канал в Telegram для транс*людей. Мы много всего делаем, но не обо всём я могу сейчас говорить. После начала войны пришлось уйти «в подполье». Мы не говорим открыто, мы перестали снимать видео с лицами людей. Это было тяжело — когда работаешь над тем, чтобы улучшить ситуацию для транс*людей, а внезапно всё становится ещё хуже, то руки сначала опускаются. Но мы поддерживаем друг друга и продолжаем работать. Да, несколько направлений деятельности у нас отвалились. Мы перестали пытаться сотрудничать с государственными институциями, например, с Минздравом. Но у нас осталось ещё много всего, что помогает сообществу жить.

Уезжать из России не хочу принципиально. Это моя родина, я её люблю, мне здесь хорошо. Здесь мои любимые люди. Правда, сейчас у меня по всему миру есть любимые люди, но здесь их пока что больше. Ну и ещё причина. В любой другой стране я не смог бы дальше заниматься активизмом, потому что мне пришлось бы заняться своей жизнью, она стала бы слишком сложной, и сил на активизм уже не хватало бы. И какой тогда смысл?

Можно ли заниматься активизмом в России, находясь за её пределами? Если не контактировать плотно с теми, кто здесь, то точно нет. Потому что люди, уехавшие из РФ, теряют контекст. Вокруг другой мир. Я примерно год назад ездил в Турцию, и я совсем иначе там себя чувствовал. Думаю, через месяц я бы уже иначе мыслил, чем сейчас. А через полгода совсем не понимал бы, как сейчас в России, как тут люди живут и что им нужно. Контакт с теми, кто здесь остаётся, может возвращать уехавших в реальности России, но всё равно нужно приложить довольно много усилий. Конечно, ещё зависит от страны. Если это постсоветское пространство, то проще, а если Европа или страны Америки, то уже намного сложнее. Тем более, что нужно заниматься устройством себя в этой жизни, в новой стране, привыкать. Так что не получится полноценно держать в голове картину российских реальностей.

В самой России на данном этапе я вижу низовой активизм, как единственно возможный активизм в моём направлении. Сейчас невозможно делать какие‑то стратегические вещи на более высоких уровнях. Зато можно сохранять сообщество, сохранять контакт с френдли‑специалистами, снабжать всех информацией друг о друге. Это уже немало.

Поэтому, если хотите помогать — помогайте. Приходите в организации волонтёрить, поддерживайте своих близких и друзей — выбирайте, что вам ближе и действуйте. Иногда достаточно просто вовремя сказанного доброго слова или улыбки, чтобы человеку стало легче жить. Но всегда помните, что активизм и волонтёрство — это те вещи, которые можно делать, только если у вас есть лишний ресурс. Если вам не хватает сил на свою жизнь, то не нужно вкладывать их куда‑то ещё. Наденьте маску сначала на себя, а потом, когда будут силы, поможете ребёнку.

Я верю, что мы справимся. Я верю, что у нас всё получится. Я общаюсь с обычными цисгетеролюдьми вокруг меня, и я вижу, что они часто готовы поддержать скорее нас, чем драконовские законы. И это помогает продолжать. Смысл есть.

История о победе над страхом

Т., местоимение не указано, занимается политическим активизмом: поддерживает несистемных оппозиционных политикс, участвует в уличных акциях

Первым толчком к активизму стала история с Pussy Riot: поддерживала Марию Алёхину и Надю Толоконникову, когда они находились в колонии. Но окончательным толчком, точнее пинком, после которого я оказалась в рядах местной оппозиции, и это вылилось в протестную жизнь, было убийство Бориса Немцова.

Когда началась война, я по разным обстоятельствам не смогла сразу уехать. Набивала багаж привлечений по КоАП вместо того, чтобы набивать финансовую “подушку” на случай экстренной эвакуации…) Само собой, пришлось отказаться от участия в уличных акциях в связи с тем, что они прекратили своё существование. В соцсетях тоже отныне приходится быть осторожнее и изобретательнее. Но не считаю для себя, что это повод бросить всякую борьбу и сидеть “тише воды ниже травы”. Самая главная причина продолжения активизма — у меня такое качество характера как “смирение” отсутствует напрочь!

Простор для деятельности оппозиционных партий на сегодняшний день весьма ограничен. Оставшиеся оппозиционеры буквально гуляют в рамках отведенного им загона. Тут сложно что‑то загадывать и планировать наперёд. Важно участвовать в политическом процессе скорее для себя — пока ты что‑то делаешь в рядах оппозиции, ты, как говорится, “не верблюд”. Да и к тому же нельзя терять надежду, что всё может измениться в одночасье, как это уже бывало в истории не раз. Поэтому лучше оставаться не “зайцем в норе”, а “волком в засаде”)

Будет ли гражданское общество в России и как скоро, зависит от многих факторов:

‑ количества активистов, готовых в чем‑либо участвовать в своих городах;

‑ глобальных обстоятельств (конец войны, раскол элит, переворот…);

‑ уровня прессинга со стороны властей за активизм;

‑ смелости активистов, оставшихся в России.

Конечно, можно оставаться российскими активистами и заграницей, это безопасно. Уехавшие из России могут позволить себе в интернете гораздо больше свободы слова и эмоций. А сейчас каждая капля, падающая в котёл терпения российского народа — на вес золота!

Если хотите участвовать в активистских инициативах, помните, даже самая маленькая помощь лучше большого молчаливого сочувствия. Сами почувствуете как это приятно — отучать себя бояться!)) Не бойтесь начинать и помните, что ваш страх нужен только тем, кто желает править Россией вечно. Занимаясь активизмом, принимая участие в протестных акциях, каждый человек делает много полезного и важного не столько для Прекрасной России Будущего, сколько для себя. Это — победа над страхом прежде всего, снятие с себя ненужных, насажденных обществом и государством блоков.

P.S.

Мы рады, что можем дать возможность говорить тем, кому приходится скрываться, и хотим верить, что надежды наших респондентикс сбудутся. В России будут открытые низовые инициативы, гражданское общество, забота о квирах и других уязвимых группах. Берегите себя, чтобы поучаствовать!