Год трансфобному закону

Сегодня ровно год как в России действует трансфобный “закон о запрете смены пола”. На первый взгляд, он довольно краткий и ограничивается несколькими пунктами. Но это иллюзия, которой могут обманываться те, кто имеют мало представления о жизни и опыте трансгендерных людей. Крапива обратилась с просьбой рассказать, с какими прямыми и косвенными последствиями пришлось столкнуться т*персонам, и как за этот год изменилась их жизнь.

Сегодня мы не будем говорить о том, что содержится в законе. Мы расскажем о том, что оказалось вне его.

Крапива сохранила в историях людей авторскую лексику, пусть сообщество говорит в тех выражениях, в которых посчитает нужным.

Тело вне закона

Запретив медицинский и юридический переходы, государство фактически отобрало у транс*персон право распоряжаться своим телом. Оно вообще всё больше присваивает его себе, не только во всеуслышание пропагандируя войну и отправляя своих гражданикс умирать, но и по‑тихому, транслируя посыл «Вы принадлежите “своей стране”, как и ваши физические и интеллектуальные ресурсы. И вы не имеете права на выбор. Вы не можете иметь самосознания».

Чем дальше, тем мне тяжелее психологически жить с тем, что я транс‑человек. Часто я очень грущу, что не могу быть цис. Я совершенно невидим в социуме. Я ещё и небинарный. Дисфория усиливается. И диссоциация относительно своего тела тоже стала больше. Моё тело вне закона. Оно совершенно нелегитимно. И я сам вне закона. Для социума моë тело не должно быть таким, какое оно есть. Да, тело — это личное дело каждого. Но иногда очень не хватает валидации и видимости.

К.

Государственная дума российской федерации отняла мечту и цель моей жизни — стать собой, приличным гражданином, и жить в своё удовольствие. При этом позорно прикрывалась размытыми “ценностями”, а точнее, желанием поднятия демографии за счёт очередного бессмысленного запрета. Или имитации деятельности по поднятию демографии. После “закона” о запрете перехода, нас ещё и объявили экстремистами. Это буквально заявление: твоя родина не одобряет тебя и таких как ты, тебе не место на родине. Уходи отсюда, личная жизнь это там, на клятом западе, а в России живи как сказали выше. Хочешь жить сам — уходи.

С.

Этика и помощь вне закона

Помните, у докторикс и психологикс была такая штука, как этика? Теперь о ней можно забыть в отношении транс*персон, или помнить и соблюдать, рискуя получить статью. Какой выбор сделают конкретные специалистикс никто не знает, но обращение за помощью окончательно стало для трансгендерных людей вынужденной игрой в рулетку по правилам упоротого казино, а оно, как известно, всегда выигрывает.

Я успел сменить документы в последний момент. Клиника сократила прохождение комиссии с месяца до полутора недель. Я плакал навзрыд, когда получил долгожданную справку и мне выдали новый паспорт в день принятия закона Советом Федерации. Я до сих пор напуган, очень хотим с женой переехать за границу, но финансовое положение очень сложное, и пока такой план не видится реальным, так же как и высокая цена на масту у единственного доступного хирурга. Остальные врачи боятся даже при ЗГТ и мужских документах.

А.

Даже с учётом того, что свой переход с документами и операциями я сделал больше 10 лет назад, я всё равно завишу от того, что стало нельзя. Рецептурные препараты надо где‑то брать, притом хочется это делать легально — а как? Врачам, которые делали свою работу в соответствии с законами, тоже запретили всё это делать. И в итоге либо я сам вынужден рисковать своей свободой, связываясь с нелегальными способами поиска гормональной терапии, либо доктор, который вёл меня многие годы, должен выбирать между отказом в помощи или написанием несуществующего у меня диагноза. Офигительно поправили законодательное поле, моё, блядь, почтение. Весь этот уёбищный (уж простите за слово, иных подобрать невозможно) закон выталкивает людей, которые раньше действовали в соответствии с правилами, в серую зону — и даже дальше, куда‑то в область криминализованных способов добывать или оказывать другим жизненно необходимую помощь. Понятное дело, что внезапными запретами в России последних лет никого удивить уже нельзя, но вот статус пациента, который за пару месяцев обернулся статусом “полупреступника” — это было что‑то новенькое.

В.

Отношение со стороны медицинских работников и психологов тоже изменилось. Конечно, есть и положительные примеры — некоторые специалисты продолжают поддерживать и помогать транс‑персонам, несмотря на все трудности. Но, к сожалению, появились и такие, кто стал проявлять скрытую или открытую неприязнь. Это делает процесс получения медицинской помощи ещё более сложным и стрессовым.

А.

Наиболее стрессово проходить медкомиссии и в принципе ходить к врачам. Это и до закона было не особо легко и приятно, а теперь ещё менее. Есть опасения, что гормоны могут пропасть. И их нельзя будет достать никак или только за очень большие деньги, которых у меня нет.

К.

Семья вне закона

Здесь всё чертовски грустно, потому что от расставания с близкими в России не защищена ни одна транс*персона, а планировать что‑то становится всё сложнее, если на планирование вообще остаются силы. Ведь кроме запрета перехода, “закон” также предусматривает расторжение браков, если кто‑то из супругикс изменили гендерный маркер, и запрещает транс*персонам усыновление и опеку над детьми.

Ещё до подписания закона произошла пронзительная и трагичная история в семье Яна Дворкина, когда после доноса в органы опеки ему пришлось передать в другую семью приёмного ребёнка. А уже в июле 2023 прошло первое дело об аннулировании брака транс*персоны, совершившей переход. Это были яркие прецеденты, эхо которых разлетается по сотням других, менее известных дел, когда органы опеки и ЗАГСы подхватывают изменения в законодательстве и калечат жизни не только трансгендерным людям, но и их партнёрикс и детям.

Моей жене тоже за меня страшно. Мы боялись, что свадьба сорвётся, и до сих пор осталась тревога, что брак аннулируют, хотя закон не имеет обратной силы. Также мы не можем взять ребенка в семью, и я испытываю сложности с покупкой препарата в аптеках, потому что из‑за усиления контроля отпуска, большинство аптек попросту отказываются продавать препарат. А в клиниках требуют направление, выданное не позже чем неделю назад, что тоже осложняет ведение терапии.

А.

Мне пришлось уехать из страны, в которой я родилась и выросла и которую люблю. Я не могу видеться с дочкой (юридически у меня её попросту отняли), не могу видеться с любимыми людьми, не могу даже есть свою любимую еду (со временем надеюсь это исправить, выучив рецепты). Я отрезана от своих родных лесов и озёр, от родных и близких, от своего дома.

L.

Казалось бы, куда хуже, однако наших чиновникс уже не остановить. Недавно появился законопроект о запрете усыновления российских детей гражданам тех стран, где разрешён трансгендерный переход. По “случайному” совпадению, это передовые страны, где у детей появились бы большие шансы на благополучное детство и жизнь. Теперь такой путь для них закроется, ведь сомнений, что законопроект будет принят, почти нет.

«Государство — это не обезличенная машина. Это люди, каждый из которых делает свои выборы.»

Ян Дворкин

Будущее вне закона

Если маркер в документах не совпадает с пассом или приходится прекратить ГАГТ после исчезновения нужных препаратов, то увеличивается риск потерять или не найти работу. Трансгендерные люди подвергаются аутингу, факт перехода становится известен непричастным людям, а там недалеко до буллинга на работе и учебе, увольнений и отчислений. Как вы думаете, на чьей стороне будут руководительникс, чиновникс и другие люди, принимающие решения? Вопрос риторический.

Я трансмаскулинный человек с юридическим и медицинским переходом. Самое сложное, что у меня началось после запрета перехода, это постоянный страх, что кто‑то узнает, что я транс*человек, и меня уволят/оштрафуют/отправят в ПНД/сменят документы обратно. А поскольку никакого официального процесса по всему этому нет, то вероятность у таких событий далеко не нулевая, увы.

К.

Вот уже год, как выхода нет. Как жить, если прошёл комиссию, развернули в ЗАГСе Питера. Я иностранец с российским гражданством. Сообщение между моей страной и Россией прервано начиная с 2022 года. На работу без паспорта со старым маркером и без терапии устроиться невозможно. Ещё и суды были за долги по кредитам. Здоровье уже тоже нет. Самый верх крутости — друзья, которые поддерживали с идеей об эмиграции, стали смеяться, называя меня тормозом и говорить, где я раньше был. Как жить? Оно ведь не закончится никогда.

Н.

Я желал провести “смену пола” очень давно, ещё с детства, когда не знал, что такое ЗГТ, операции, и как вообще это всё происходит. Однако позже взял себя в руки и решился искать способы сделать это. Первые шаги — поиск информации. Начал я их тогда, когда полезли дурацкие “законы” о “пропаганде” нетрадиционных отношений, которой по факту нет в русском сегменте интернета (следовательно “закон” можно трактовать как угодно товарищу полковнику). Это очень сильно усложнило поиски, но англоязычные ресурсы и нишевые ру‑сообщества выручили, и я уже точно знал, каким образом происходит достижение моей цели, и чего это будет стоить. Надо копить деньги и ждать совершеннолетия, чтобы быть независимым от родителей. Деньги я откладывал с детства на абстрактную “смену пола”, вот и пригодятся они, на комиссию там вполне хватает. План есть, деньги есть, остаётся только ждать восемнашки. Когда дождался — был неописуемо рад, однако сорваться и побежать в Москву на комиссию не мог: учёба слишком нагружает, пропускать нельзя. Думал, что после летней сессии буду свободен и пойду менять свою жизнь к лучшему, так долго я этого ждал. И тут, как гром среди ясного неба, заявление властей от 2 мая: запрещаем менять документы без факта операции. Я понял весь ужас ситуации, думал на полном серьёзе бросить чёртов диплом только ради смены документов и долгожданной ЗГТ. Не получилось… А в госдуме уже рассматривают закон о полном запрете перехода. И я отчаялся. Как ни крути, я бы не успел в такой ситуации. Стоял выбор: либо законченное хорошее образование, либо исполнение мечты всей жизни. Родители сделали выбор за меня. Образование превыше счастья. Моя жизнь абсолютно потеряла смысл. Накопленные деньги тоже. Да и образование. Последний год я доживаю своё без какой‑либо мотивации шевелиться, пробиваться в люди, потому что пробиваться и некуда. Точнее, некому. Дисфория пожирает и иногда не даёт сделать даже базовые вещи типа помыться/поесть. Зачем поддерживать жизнь тела, которое тебе не нужно? А изменить его уже не получится.

С.

пишу чтобы рассказать о трансфобном законе. вернее о моей жизни после него. так получилось, что я наконец‑то собрался решимостью начать переход за пару месяцев до принятия закона. я получил справку у психиатра, и через пару дней мне друзья скинули новость о том, что этот мерзкий закон собираются принять. вся моя мотивация и решимость полетели в пизду, ибо денег да и сил быстро бежать и менять документы у меня не было. теперь я сижу почти год, грызу себя за то, что не смог заставить себя всё быстро сделать. первое время хотелось простого человеческого — сдохнуть в ближайшей канаве. бабка, с которой я живу, считает меня больным. хорошо хоть в дурку засунуть не пытается. меня очень расстраивает, что мне придётся уезжать из страны, если ничего не поменяется к  лучшему. я, конечно, давно уже хотел свалить отсюда, но я хотел это делать на своих условиях и когда я буду готов. но по итогу меня выкуривают из страны. не хочется бросать друзей, но выбора у меня особо нет.

д.

По поводу 24 июля и принятия трансфобного закона. Мне 29. Меня зовут А. Я т*парень. Всю свою сознательную жизнь хотел сделать транспереход. Но так вышло, что сел в тюрьму. А когда вышел, уже был принят этот закон. Итог: я не могу сделать транспереход, выписать гормоны и прочее в своей стране, не могу уехать ближайшие лет 8 в другую, где это возможно. Я, 29‑летний мужчина в лучшем случае внешне мальчик подросток. Безысходность. Вот такая короткая история.

А.

Мне стукнуло 54. О том, что я транс, узнал в 47. Да, собственно, и само слово “трансгендер” узнал тогда же. В СССР не было никакой информации о таких людях. И сейчас сделали все, чтобы её тоже не стало. Я искренне надеялся, что выйду на пенсию и пойду делать “перестил полов”, но меня обломало наше “дорогое” государство. Честно, на з/п в 30 тыс. достаточно проблематично делать какие‑либо опы. Была надежда, что + пенсия и я что‑нибудь да вывезу. Хотя бы “спилить верх”. На “прикрутить низ” цены вообще космические. А теперь буду вспоминать молодость — самовыпил на дисфоре. Только если в молодости меня здесь держала ответственность перед родителями, то теперь…

N.

Я не могу сменить документы, я не могу начать гт, я даже справку получить не могу! Моя социальная жизнь поставлена на паузу, которая, по ощущениям, длится уже целую вечность. На работу устроиться проблематично, т.к. очень сильно коробит из‑за доков, я не готовы к каминг‑ауту. Вот и приходится жить с родителями и терпеть.

В.

Счастье и радость вне закона

Репрессивный “закон” ежедневно сказывается на жизнях тысяч транс*персон не только через поражение в правах, но и через эмоциональное насилие. Его последствия — тревога, депрессия, мысли о самоубийстве, апатия. Акторами этого насилия являются люди, которые так любят вещать о “светлом” будущем.

Работая психологом‑консультантом с транс*персонами, я часто сталкиваюсь с последствиями принятия трансфобного закона. Во‑первых, многие из моих клиентов стали чувствовать гораздо больше тревоги и незащищённости. Представьте себе постоянный страх за своё будущее и возможность быть самими собой. Это чувство неопределённости стало их постоянным спутником. (…) Самая тяжёлая проблема, связанная с запретом перехода, это невозможность реализовать своё право на самоопределение. Для многих людей переход — это жизненно важный шаг, и лишение этой возможности вызывает глубокую депрессию и чувство безысходности.

А.

Таким образом воздух перекрыли практически везде. Будто живешь в кислородной маске с неисправной подачей воздуха.

А.

Я очень устал так жить. Очень тяжело справляться со всем этим стрессом. Каждый день это испытание. А ведь ещё надо работать, решать какие‑то бытовые вопросы. И на фоне всего этого тревога и стресс. Очень надеюсь, что смогу найти способ себе помочь как‑то. Спасибо, что можно этим поделиться.

К.

За год с принятия закона у меня значительно ухудшилось ментальное здоровье, я чаще испытываю панические атаки, боюсь выходить на улицу даже днём.

L.

После этого закона стал замечать ещё больше трансфобии. Щемят везде, даже свои, придумывая какое‑то “лгб”. И никуда от этой необоснованной ненависти не денешься. Куча ненормальных стереотипов, мифов, откровенной лжи в сторону сообщества — это всё выматывает морально. И сил на то, чтобы что‑то опровергать и доказывать просто не остается — потому что обществу пофиг. Оно всегда ненавидело тех, кто отличается.

Е.

Боюсь выходить на улицу, к примеру, за продуктами или в колледж, а теперь особенно боюсь идти в парикмахерскую, после стрижки не могу смотреть на себя в зеркало.

Н.

К слову, после ряда анти‑лгбтк законов среди окружающих вырос уровень нетерпимости. До меня докопались возле пятёрочки из‑за моей андрогинной внешности, в школе стали хуже относиться (постоянные “безобидные” подколы, распускание слухов о моей ориентации, попытки докопаться, когда я просто иду по своим делам). Перехожу в 10 класс, мне страшно за себя и за квирных близких.

В.

Честно признаться, сложно решить, что стоит сказать напоследок. Этот текст дался его авторикс очень нелегко. Мы ненавидим “закон” и всех, кто к нему причастны. Мы восхищаемся мужеством транс*сообщества и разделяем их боль. И надеемся, что репрессивное законодательство пойдет нахуй и второй год станет для этого закона последним.

Обнимаем, ваша Крапива.

Спасибо нашей “великой” родине за то, что сделала меня экстремистом просто за то, что у кого‑то зачесалась правая пятка левой ноги в шесть часов пополудни. Очень надеюсь, что диктатор и его присные сдохнут в корчах от “пожеланий добра и света” тем, кому этот закон сломал не только возможность быть собой, а ещё и жизнь.

N.

В прошлом я считала себя пацифисткой, но теперь я стала более жестокой в своих мыслях. Я ненавижу Путина и всю госдуму за то, что они научили меня ненавидеть. Я ненавижу этих людей. Однажды я вернусь в Россию — я это знаю точно, потому что фашистские режимы долго не живут. И, когда я вернусь, я буду танцевать на их могилах.

L.